У нас в селе (это там, где пенсия живет) все, как на войне, по-настоящему: выгоревшее поле с воронками от разорвавшихся снарядов, сгоревшая техника, крыши и заборы, посеченные осколками, деревья, разрубленные снарядами, а чуть поодаль, на кладбище, блиндажи, гаубицы, заминированный мост к селу, заминированные поля, обгоревшая земля…
В общем, все необходимые атрибуты, чтобы называться прифронтовым селом, у нас есть. Даже свой полицай. О, как! Вернее, он был там всегда, но то, что он - полицай, выяснилось недавно. До этого он был обычный, вернувшийся из мест не столь отдаленных (по-моему, раза три), скандальный, наглый, неопрятный мужик. И тут, видать, поперло. И вот как-то больше не ему, а из него. И чем больше у нас пришлых и полосатых вредителей появлялось, тем больше из него перло.
Хамло с портупеей, оно в два раза хуже, чем хамло без портупеи. Развязанная походка, разнузданная речь, нагайка для наказания строптивых, расстегнутая, засаленная рубашка еще долго будут сниться посельчанам в страшном сне.
Похоже, что войны особо не отличаются друг от друга, только техника становится ядренее, да и враг уже не кричит "хенде хох", а больше матерных путенизмов применяет, и не свастикой, а двухголовой курицей размахивает.
Сначала полицай определил, как "мое", все брошенные дома и огороды, и разграбил их вместе с собратьями, разместив в них заехавшие, новообразованные военные семьи. Потом он определил, как "мое" любую технику, стоявшую во дворах, и брал попользоваться, задорно размахивая автоматом. Потом он определил дань для тех, кто не жил, но имел дачи и приезжал в село из города. Потом он обязал всех женщин ему стирать, готовить, доить коров, так как свою семью заблаговременно вывез в Россию.
Так как в селе оставшийся возрастной порог от 60 до "еще не померла", то особо сопротивляться заехавшей банде и ее главарю не кому. Молодежь сбежала в город, а пенсия уже приуныла, уж больно тяжко у нас стало.
Так вот, отжал у кого-то наш полицай стадо коров. Красивые такие, упитанные, буренушки, видно, в хороших руках были. Украшением стада был бык. Молодой, здоровый, мускулистый, но, что удивительно, покладистый. За коровами ходит, траву монотонно жует, не скандалит, не бодается. Такой небольшой быко-джип с рожками, даже быко-трактор. Но ужасно пофигический. Вот если застынет в одном месте, все, будет стоять, пока не надоест. Ори, не ори, мани травкой, заманивай, сахарком. Пофиг.
Так этим бычком уж очень дорожил и гордился полицай. Во-первых, уж очень элитной породы бык был. Говорили, такой породы мало у нас осталось, и стоит он очень дорого, и прямо цена его в евро, и вот прямо на выставках все призы будет брать своим обаянием. Во-вторых, полицай назвал быка Бандерой, чтобы, когда придет время, самолично Бандере горло перерезать, кровушки выпить и на шашлык пустить.
И вот, на село какой-то правительственный кортеж пожаловали. Может на свежий воздух потянуло, может пути отступления в приграничье присматривали, не важно.
Но улица одна, кортеж едет чинно к дому полицая, видимо, по самоличному приглашению, а тут… посреди дороги - быко-трактор, вошедший в нирвану, задумчиво пожевывая травку, слушал кузнечиков. Все! Приехали! Они его хлебом манили, печенькой, травкой, спелыми грушами. Стоит.
Начальство, видать, в машине мается, а вертухаи бегают, метушатся. Прибежал полицай, давай быка уговаривать. Стоит. Даже похрапывать стал. А что? - тепло, солнце светит, кузнечики трудятся, что симфонический оркестр, в трансе меломании чего б не поспать-то.
Тут пришлых накрыло, орут: "все, будем быка валить, все равно шашлык хотим".
После крика полицая, - не дам в Бандэру стрелять, - замолчали даже кузнечики. У видавших все военно-полосатых дар речи отобрало, как после контузии, а глаза стали больше локатора на БУКЕ.
Такого предательства в своих рядах они не ожидали. За быка сразу забыли.
Били полицая долго, со смаком, ногами, наверное, обидевшись на явное неуважение и долгое ожидание у порога, вернее посреди дороги. Даже как-то мелодично били и, даже, воодушевленно. Может, это на них так кузнечики подействовали? – не знаю.
Когда пыль осела, быка на дороге не было. Он проснулся (еще бы, такой бедлам) и чинно, помахивая хвостом, уплелся к речке на пастбище.
Кортеж, газанув выхлопными газами и пылью в лицо лежавшего на земле полицая, гордо уехал, покинув явно вражеский район. Кузнечики грянули что-то похожее на "Прощание славянки", видать, чтобы хоть как-то подбодрить уезжающих и лежащего.
Посельчане думали, что униженное достоинство полицая пойдет мстить, и все же лишит животину жизни, но… жадность победила. Правда быка теперь кличут "иди-сюда-скотина-твердолобая", да и полицай к нему больше не подходит, но это как-то животинку не печалит.
Якщо ви помітили помилку чи неточність, виділіть фрагмент тексту та натисніть Ctrl+Enter.
