Теория разума

Примечание автора: все права на героев, имена и сюжет фильма Startrek: into darkness принадлежат компаниям Paramount Pictures и Skydance Productions. Автор не извлекает материальной выгоды. Текст публикуется для развлечения.

«Теория разума», или theory of mind – понятие из нейрофизиологии и когнитивистики, обозначающее нашу способность понимать, что думает и чувствует другой, и осознавать, что восприятие и переживания другого могут отличаться от наших.

Все медицинские и нейрофизиологические термины выдуманы – за исключением названия и некоторых других определений. Это не история о нейрофизиологии, поэтому я позволила себе немного пофантазировать.

За идею фанфика спасибо автору Marra – ее восхитительная история «Шахматы с тигром» не перестает меня вдохновлять.


Нет, не стану сажать
подле дома дерево вишни –
ведь с приходом весны
в увяданье цветов, быть может,
всем откроется бренность мира…

Год за годом плывут
кленовые алые листья
по теченью реки –
уж не там ли, в гавани дальней,
и находит пристанище осень?..

Не удивляйся,
Вспомни, кто ночь за ночью
Являлся тебе
В сновиденьях,
Являлся тебе в сновиденьях,
покой твой тревожа.
Помнишь? Так вот, это я.

Сосэй, Ки-но Цураюки, Идзуми Сикибу


Глава 1

Сан-Франциско – чудесное место, если приехать сюда отдыхать или родиться и жить в качестве счастливого и не подозревающего о наличии таких сложностей в жизни, как настоящая снежная зима или долгий осенний туман с обязательным гриппом два раза в год эндемика, размышляла Анжела Стакс, двигаясь по центру города и наблюдая за тем, как нежно-голубое небо над заливом прошивают серебристые стрелы глидеров и скоростных такси. Увы, сама Анжела не относилась ни к беззаботным туристам, от которых все двенадцать месяцев в году, по выражению ее приятеля и однокурсника Питера Смолли, в Сан-Франциско проходу не было, ни к благословенным жителям этого южного рая и одновременно одного из самых престижных городов-университетов в мире. Анжела остановилась на переходе и расстроенно нахмурилась, следя за тем, как мигают электронные лампы на светофоре. Невольное раздражение, почти покинувшее ее несколько часов назад, вновь встало перед девушкой в полный рост, превратив солнечный день в унылый фон для надоевшей задачи, а неторопливую прогулку – в сердитый навязчивый марафон. Анжела взглянула на часы. Дата, равнодушно светившаяся рядом с показателями часов и минут, ясно говорила: у нее большие проблемы.

Заметив, что сигнал светофора сменился на зеленый, девушка быстрым шагом пересекла мостовую и двинулась по улице вдоль парапета, отделяющего набережную от бирюзовой кромки воды. В задумчивости она прошла несколько метров, прежде чем услышала, что ее зовет знакомый голос, и, обернувшись, притормозила, давая возможность высокому молодому человеку в серых джинсах и потертой куртке из синтетической кожи нагнать ее, чтобы вместе продолжить прогулку.

– Энжи, ты чертов спринтер, – устало сказал парень, ответив на ее рассеянное приветствие, и, устроившись по правую руку от девушки, бодро зашагал вперед. – Несешься, как пуля из пращи.

– Камень, – машинально поправила Энжи. – И я никуда не несусь. Я думаю.

– Это заметно, – хмыкнул молодой человек. – А мозг у тебя, надо полагать, находится в ногах.

Энжи равнодушно скосила на него глаза и ничего не ответила.

– Что-то я такое читал... – не унимался ее собеседник, – про кальмаров. А нет, про осьминогов. У них мозги находятся в щупальцах – по одному в каждом, всего восемь, – авторитетно сообщил он.

– Я вчетверо глупее осьминога, – пропустив шпильку, философски заметила Энжи. Ее компаньон посмотрел на нее с беспокойством. – И это единственное, что меня оправдывает.

При этих словах лицо молодого человека прояснилось, и на нем проступило понимание.

– Что, до сих пор не определилась? – сочувственно спросил он. – Полный ступор, да?

Энжи только рукой махнула, словно тема, которую он затронул, была ей настолько ненавистна, что она предпочла бы о ней вовсе не упоминать.

– Дита тебя живьем съест, – пообещал молодой человек. Он сунул руку в небольшой рюкзак, висящий у него на левом плече, и достал оттуда помятый бутерброд с сыром. Энжи смотрела, как его зубы вонзаются в беззащитную мякоть белого хлеба и отрывают от нее куски, и на мгновение представила, как то же самое делает с ней Дита Веррес – ее научный руководитель и куратор факультета истории и философии Федерального университета Сан-Франциско.

– Пит, – глядя на с аппетитом поглощающего еду друга, сказала она, – я определилась. Я не виновата, что Дита считает мою работу – Энжи поморщилась – «не выходящей за пределы чисто теоретического интереса».

– О! – оживился Питер. – Так ты таки выбрала? А почему я не знал?

– Потому что ты обалдуй, – сердито ответила Энжи. – Я тебе сто раз говорила. Просто у тебя все мысли – об осьминогах.

– Я – будущий доктор биологических наук, – обиделся Питер, – и мне не пристало заморачиваться историей политической грызни трехсотлетней давности.

– Не грызни, – сказала Энжи, – а историко-политической ситуации на Дальнем востоке в период конца XX – начала XXI века, – последнюю фразу она произнесла печально, словно это была не тема ее научной работы, а заголовок бульварного романа. Впрочем, без сомнения, именно такой точки зрения на нее придерживалась Дита Веррес. И хуже всего было то, что она была права.

– Питер, – сказала Энжи, глядя, как ее друг слизывает с пальцев крошки от бутерброда, – если я в самое ближайшее время не найду материал для работы, о том, чтобы получить докторскую степень, можно будет забыть. Если я продолжу с теми источниками, которые хранятся в информатории университета и всемирной Инфосети, меня не допустят к защите на историческом. – Она оглянулась в поисках свободной скамейки и, обнаружив одну неподалеку, ускорила шаг. – Мне нужны реальные, настоящие сведения, желательно – подтвержденные воспоминаниями очевидцев, – Энжи устроилась на скамейке и откинулась на спинку, положив ногу на ногу.

– Триста лет прошло, – Питер плюхнулся на сиденье рядом с ней и пожал плечами. – Ты же понимаешь.

– Должно было что-то остаться... – все еще погруженная в собственные мысли и не слушая его, пробормотала Энжи, – воспоминания, дневники, протоколы допросов...

– Описания пыток... – в тон ей продолжил Питер. Энжи повернулась и мрачно посмотрела на него. – А что? Ты сама говорила, что времена были суровые, – значит, пытки там считались нормой. Неудивительно, что документов не осталось, – хмыкнул он, – если только какой-нибудь дальневосточный «Молот ведьм».

Энжи закатила глаза и отвернулась, принявшись следить за тем, как чайки скользят по воздуху над самой поверхностью воды, чтобы в определенный момент резко нырнуть и вновь оказаться наверху с добычей.

– А здорово было бы поговорить с кем-то, кто жил в то время, – задумчиво сказала она, глядя, как самая крупная чайка взмывает в небо и становится почти невидимой на фоне облаков. – Кто видел все это своими глазами.

– Ну, если тебе нужен настоящий свидетель, – Питер остановился, будто обдумывая что-то, – то это как раз не проблема. Правда, разговорить его будет не так просто.

– Если ты о статуе Нельсона в Лондоне и монументе Неру в Дели, то это не вариант, – невесело рассмеялась Энжи. – Мне до них не добраться: они слишком заняты на государственной службе.

– Без шансов, – согласился Питер, – но я не про них. К тому же, лететь сейчас в Лондон тебе было бы неудобно. Но, если я правильно помню, тот, о ком я говорю, находится в Сан-Франциско, и у него достаточно свободного времени.

Энжи с недоумением посмотрела на него.

Убедившись, что она его не понимает, и, кажется, решив, что в сложившейся ситуации все средства хороши, Питер вздохнул и, вновь засунув руку в рюкзак, достал оттуда падд.

– Я не верю, что ты о нем не знаешь, учитывая то, как ты помешана на всем, что связано с его временем, политическим контекстом и историей его региона, – сказал он, касаясь экрана и загружая стартовую страницу Инфосети.

– О ком? – Энжи нахмурилась.

Вместо ответа Питер протянул ей падд с открытым сетевым документом. «Суд над галактическим преступником закончился обвинительным приговором», – прочла она и, заинтересовавшись, принялась просматривать статью. Чем дальше она читала, тем сильнее распахивались в удивлении ее глаза.

– Хан Сингх? – дойдя до конца и подняв голову, неверяще спросила она у своего собеседника. – У нас в заключении в нескольких километрах отсюда находится Хан Сингх?

Питер все так же молча кивнул.

– Политический деятель рубежа XX и XXI веков, правитель четверти земного шара, диктатор, установивший практически абсолютную власть в дальневосточном регионе, бесследно исчезнувший в 1995 году и неожиданно появившийся в 2259, – методично, словно признаки высших млекопитающих на экзамене по зоологии, перечислил он.

– Ты меня разыгрываешь. – Энжи посмотрела на падд, потом снова на Питера. – Это бред какой-то. Тут написано, что он триста лет проспал в криосне.

– Так и было, – Питер пожал плечами. – Слушай, ты где была в пятьдесят девятом?

– В Лондоне, – автоматически ответила Энжи, – писала кандидатскую диссертацию. Мы с тобой там познакомились, – с раздражением добавила она.

– Точно, – Питер кивнул. – А потом я уехал в Сан-Франциско преподавать малышне биологию, а ты осталась на мрачных британских островах.

Энжи хмыкнула.

– Не уходи от темы. Что тут произошло?

Он дернул подбородком, указывая на противоположный берег залива.

– Вот что. И это только то, о чем знаем мы, то есть, то, что мы видели или о чем писали в новостях. Что он натворил в космосе, известно только из материалов суда. Как ты понимаешь, не все они были открытыми.

Энжи повернулась и проследила за взглядом Питера. Сан-Франциско был одним из самых современных городов мира и всегда славился смелыми и самыми модными архитектурными решениями. Но большая часть офисных кластеров и жилых кварталов сложилась еще в середине прошлого века, и с тех пор городской пейзаж не претерпел сколько-нибудь серьезных изменений. Тем сильней выделялась полоса новой застройки, выросшая на месте разрушенных зданий и парков, где несколько лет назад все уничтожил упавший на Землю потерявший управление звездолет. Должно быть, суд состоялся незадолго до ее возвращения, подумала она, иначе она не пропустила бы имя подсудимого. С другой стороны, едва ли в тот момент все это показалось бы ей более заслуживающим доверия, чем сейчас.

– Хан Нуньен Сингх считается полулегендарной личностью, информации о нем в исторических источниках ровно столько, чтобы подозревать наличие одного или нескольких прототипов, чьи жизнь и полититическая деятельность стали основой для появления мифа о сильном правителе, который подчинил себе половину континента и – если верить особо восторженным фантазерам – был чуть ли не сверхчеловеком.

– Генетическим модификантом, – Питер взял у нее падд и, пролистав еще несколько виртуальных страниц, вернул ей обратно. – Вот его досье.

Энжи с сомнением взглянула на друга и принялась читать.

– Невозможно, – выдохнула она несколько минут спустя. – Это все не может быть… один человек.

– Ну, как видишь, может, – отозвался Питер. Он выглядел непривычно серьезным. – Собственно, если тебе нужны очевидцы того, что происходило в XX и XXI веке, то он – идеальный кандидат. Есть только одна проблема.

Энжи вскинула голову.

– Какая?

– Ему не разрешены свидания. – Питер кивнул на падд в ее руках. – Посмотри текст решения суда. Ему дали пятнадцать лет без права покидать изолятор даже для прогулок или для посещений другими лицами, за исключением его адвоката или кого-то, кому он может понадобиться в экстренном случае. Как ты можешь догадаться, такие вряд ли найдутся.

Она сморщила лоб.

– Но как же тогда…

– Телепатически, – видно было, что Питеру не нравится эта идея, и он говорит об этом только потому, что понимает, насколько такая информация может быть важной для нее. – Ментальный контакт считается безопасным и надежным способом одновременно дать заключенному возможность общаться с близкими или теми, кто представляет его интересы, и, в то же время, абсолютно исключает вероятность того, что с его помощью он сможет задумать и осуществить побег. Все время, пока происходит взаимодействие, оба партнера находятся в медикаментозном сне, в комнате присутствует врач, контролирующий течение процесса и отвечающий за то, чтобы связь не прерывалась и не покидала пределов виртуальности. Ты понимаешь, что тебе придется сделать?

Да, вполне. Энжи отдала ему падд и надолго задумалась. Теперь она понимала не только то, почему Питер скрывал от нее такую потрясающую возможность встретиться с живым свидетелем исторических событий, бывших предметом ее жгучего интереса на протяжении долгих лет, но и то, почему он с такой неохотой говорил об этом сейчас.

– Это было два года назад, – вновь взглянув на него, сказала она, – все уже прошло.

– Энжи, я спал с тобой в одной комнате после пирушки у Столлсона. Ты до сих пор вскакиваешь по ночам, – Питер смотрел на нее внимательно, не отводя глаз.

– Ерунда, – отмахнулась Энжи, – остаточные явления, ничего особенного.

– Пока ты не собираешься пойти в изолятор к осужденному на пятнадцать лет преступнику и позволить ему сделать то же самое, что их вызвало.

Энжи молчала. Она напряженно думала, отвернувшись и снова принявшись рассматривать лениво парящих над водой чаек.

– Как думаешь, он согласится? – тихо спросила она, поворачиваясь к Питеру, и, увидев страдальческое выражение на его лице, улыбнулась. – Ты же знаешь, что я не могу упустить такой случай. Это шанс, о котором я и мечтать не могла. Все равно что расшифровать какой-нибудь древний алфавит.

– Напомни мне подать жалобу на Диту, – проворчал Питер, – за то, что она не заставила тебя заняться какой-нибудь приличной и скучной темой.

– Непременно, – Энжи улыбнулась еще шире и чмокнула Питера в щеку. – А теперь помоги мне придумать, как получить разрешение для посещения изолятора. Потому что подписи Диты будет явно недостаточно.

Питер вздохнул и закатил глаза.

– Для начала пойди и обрадуй ее, – саркастически сказал он, – что ты окончательно сошла с ума и намерена не просто писать докторскую диссертацию на тему, по которой нет никакого достоверного материала, но и ради науки практически готова сложить голову на плахе. Заодно попрощаешься.

– Не думаю, что во времена Сингха существовали плахи, – задумчиво сказала Энжи.

– Адмиралу Маркусу он раздавил голову, – сухо ответил Питер. – Так что это несущественно.

Энжи только молча сглотнула.

– Но мне-то ему незачем мстить, – слабым голосом сказала она, вспомнив о том, из-за чего пострадал глава Звездного флота. – И вообще, об этом рано думать.

– В самом деле, – развеселился Питер, – вот когда твоя голова будет лежать у него под столом, думать об этом будет самое время.

– Питер…

– Ладно, – он снова сделался серьезным. – Мы поняли друг друга. Я помогу тебе, хоть ты и считаешь, что я способен думать только об осьминогах. Встретимся завтра у общежития, и я скажу тебе, что мне удалось узнать.

– Спасибо, – Энжи просияла.

Питер посмотрел на нее с выражением искренней муки на лице и, уложив падд в рюкзак, поднялся и зашагал прочь. Вся его фигура говорила о том, что он категорически против ее идеи. Но Энжи хорошо знала, что «против» в случае Питера – это просто еще один способ сказать: «Ладно, чертова идиотка, я буду защищать тебя до последнего». Она вздохнула. Хорошо иметь сумасшедших друзей. Не так одиноко в этом нормальном мире.

Толстая чайка сделала крутой вираж и уселась рядом с ней на парапет. Энжи посмотрела на нее и подмигнула. Кажется, жизнь потихоньку налаживалась.

Чайка проигнорировала ее жест и, отвернувшись, принялась чистить перья.

Ну и ладно.

Энжи встала со скамейки и двинулась вперед, подставив лицо утреннему солнцу.