Маленький Большой Человек

Неопытные родители заставляют детей зреть не в сезон. Ребенку, как юному орешку, вчера бывшему цветком, нужно поспеть, погреть бока на солнышке, обрасти скорлупкой. Но в быстром мире, нагроможденном информацией, хаотически сваленной тяжелыми штабелями, взрослые, сами того не желая, слишком рано собирают еще зеленый урожай.

Папа и сын играют на площадке в мяч. Сосредоточенный, хмурый папа воспринимает игру так серьезно, будто это не семейное развлечение, а экзамен на выживание. Мальчик, подавленный таким отношением к веселой игре, не может расслабиться. Он спотыкается, суетится, тревожится, ловит отцовский взгляд. В этой игре нет безудержного азарта, взрослого и детского смеха, взаимных безобидных подшучиваний. Никто не машет маме – снизу вверх, в окно с яркими шторами на восьмом этаже. На это нет времени – секундомер жизни уже запущен.

"Ты не умеешь бить левой ногой", – кричит папа в явном разочаровании, не понимая, что каждый раз, выходя на поле с сыном, предает его. Перепуганный мальчишка удачно бьет левой ногой, и папа, в искреннем удивлении, "…о, хорошо! хорошо! хорошо!". А мальчик рад, но что это за радость, когда счастливые беззаботные игры с отцом превращаются в испытание на взрослость: промазал – лузер, аутсайдер, проигравший; попал – альфа, конкурентоспособный победитель.

Наблюдая за чем-то в воздухе, другой ребенок вдруг говорит маме: "Летающая мушь полетела за одуванчиками". Это настолько же пронзительно и до мурашек поэтично, насколько непоэтичны взрослые, навязывающие детям обыкновенное будущее и отнимающие неповторимое настоящее.

Две фигуры, высокая крепкая и хрупкая маленькая. Папа и сын на субботней прогулке. Папа, с высоты роста и опыта, что-то рассказывает мальчишке. Наверное, о том, как сэкономил своей фирме деньги, провернув очередную ловкую схему. Да мало ли во что играют теперешние взрослые! "Че?", – тонко и дружелюбно переспрашивает сын, пока не понимающий эту игру. Отец пищит, фальцетом передразнивая:
– Че это еще за "чеее-е-е", как нужно говорить?
– Че-е-ооо, – низко и грубо басит мальчик.
– О, вот это другое дело.

В эту секунду понимаешь взрослеющего подростка, который, наблюдая за такой еще волшебной младшей сестрой, заранее жалеет ее – как и всех других детей, всегда бегущих во ржи к пропасти. 

Пятилетний малыш в магазине выманивает у мамы сиюминутно расчудесную сладко-химическую вкусность. Помещенная мерчандайзерами идеально напротив детской переносицы она окрашивает язык в едко-фиолетовый. И в пятилетнем уме вдруг открываются новые туннели, куда ловко прошмыгивают великолепные аргументы "за" фиолетовый язык. Выманивание конфет бесподобно, вычурно, затейливо.

Мама повержена, победитель, испачкав лукавый язык, ликует. Взгромозди оратора-от-горшка-два-вершка на табурет, и он гладко прочтет лекцию мировому дипломатическому бомонду. Эта уникальная изобретательность, свойственная только детям, часто или почти всегда бездумно растрачивается взрослыми.

До неприличия дорогая игрушка вместо творческих игр дома на полу, с забавными пластилиновыми человечками, созданными в четыре руки. Завтра игрушка отправится в ссылку, в темный угол забитого ее предшественниками шкафа. А папа и мама снова пойдут в магазин покупать лояльность ребенка.

Родители, озабоченные карьерными вопросами, финансовыми проблемами, покорением маленьких сиюминутных вершин в ущерб большим и вечным, больше не помнят о главном. Детство – золотой песок в хрустальных часах. Их нужно заботливо переворачивать, чтобы песок тонкой струйкой бежал вниз, бросая солнечные зайчики на взрослые лица. Дети не усложняют, а одухотворяют жизнь – и они имеют абсолютное право на каждую минуту собственной жизни.

Недавно экспертный социологический институт опросил детей об их политических взглядах. До права отдать свой голос на выборах им еще спокойно жить лет шесть-восемь. Но политические взгляды оказались у 85%. У тех, кто еще представляет себя Ноликом из "Фиксиков", Гарри Поттером, Свинкой Пеппой, Могучим Рейнджером или Феей Динь. Сами взгляды тоже отражали типичный детский непосредственный максимализм. Хороший – плохой. Враг – Друг. Некоторые пели известную нецензурную речевку.

Политика и дети. Взрослые, имеете вы право на это? 

Когда ребенок со смешной серьезностью рассказывает маме случай из своей жизни и говорит в сердцах "…ты не понимаешь" – это почти всегда означает: да, взрослый, ты меня не понимаешь. Не хочешь понять и даже не слышишь.

Для ребенка родители – два исполина, великие сторожевые башни, за которыми можно укрыться от незнакомого и не всегда доброго мира. В этом союзе – двух равноправных взрослых и маленького человека, имеющего свои права – рождается сложный паттерн будущих поступков, принципов, мировоззрения. Но когда нерушимые исполины начинают борьбу друг с другом на глазах того, кого они призваны защитить, весь мир ребенка рушится в мгновение.

Родители – колоссы на глиняных ногах. Авторитарный отец и слабая мать. Популярная иллюстрация семейных взаимоотношений, где один методично уничтожает другого – в своих глазах и в глазах ребенка.

Подруги на редких встречах за чаем советуют ей поговорить с мужем, устроить истерику, сходить на пилатес, сменить прическу. Друзья за пивом советуют ему поставить жену на место: кто здесь хозяин, кто приносит деньги, платит за спортивную секцию для ребенка. Все эти рекомендации со стороны почти всегда бесполезные, неэффективные и поверхностные. Годы недомолвок пролетают, и все несказанное обрастает густыми колючками обид.

А ребенок каждый день занимается выживанием. Уворачивается от молота, вертится на наковальне. Становится хитрым, скрытным, нервным. Он вынужден выбирать сторону, еще не умея делать правильные выводы. Если мама что-то сказала – она обязательно неправа и нужно поступать так, как говорит папа. Муж становится врагом жены. Ребенка беспощадно тянут каждый на себя, превращая в подлеца, собственность, а не полноценную личность.

В эту войну вступают тети и дяди, бабушки и дедушки, разворачивая фронты, выстраивая баррикады. Во врага летят тарелки, острые оскорбления, ядовитые стрелы искаженных воспоминаний. И никто не замечает крошечного человечка прямо в эпицентре. В будущем он обязательно будет олицетворением невысказанных мыслей, погасшего семейного очага – ему придется годами бороться с этой тяжелой, несправедливо возложенной на него ношей.

Десятилетия спустя седые папы и мамы вдруг роняют оружие. Протирают линзы очков, оглядывают поле боя – выжженное, без цветов. И понимают, что натворили. Телефон молчит, в нем не звенят голоса внуков. Уже взрослый ребенок боится возвращаться в свое детство, разрушенное взрослыми – не сумевшими однажды сесть и просто поговорить. 

У 14-летного мальчишки недавно родилась сестра. Вокруг крошечного будущего человека сразу завертелось-закрутилось. Миниатюрное беспомощное существо со всемогуществом сверхновой звезды поглощает все вокруг – молочные каши, родительское время, тишину и покой. А старший брат, вежливый, тихий и понурый, как затравленный жизнью мужичок, послушно таскает огромными бутылями воду из бюветов – для молочных каш. Выносит мусор, делает уроки под вибрации крика. И когда никто не видит, лупит ногами стену возле лифта. Эти отпечатки рифленой подошвы – наскальный символ древнейшего крика о помощи.

Многие родители считают, что ребенок – это беззаботный резиновый мячик, которому ничего не грозит от бесчисленных ударов о монолитные стены: об усталость мамы и ложную принципиальность папы, эгоизм любви бабушки, равнодушие учителя, черствость продавца, неотфильтрованную информацию из телевизора, раннюю ответственность. Мячик, отбиваясь от всех твердокаменных плоскостей, не деформируется, не покрывается трещинками, а остается таким же ярким, веселым, прыгучим. Это не так.

Ребенок – не выдуманный спасенный, ради которого мать или отец пожертвовали карьерой и свободой. Не клон родителей, не суррогат счастья, не врачеватель супружеского брака. Он не должен повторять судьбу взрослых или исправлять эту судьбу собственной жизнью. Он просто живет. И если двум взрослым удастся сохранить, сберечь и не испортить эту маленькую, но самодостаточную уникальную жизнь – они станут самыми щедрыми родителями на свете.