Коцюбинський-журналіст

Михайло Коцюбинський. Свет и тени русской жизни.
 
Листопад 1897 – березень 1898 року були чи не найважчими у житті Коцюбинського. Якщо не фізично, то принаймні морально. Він працював у газеті "Волынь", яка виходила у Житомирі. Видання виходило російською, а письменник вів рубрику "Свет и тени русской жизни". Губернатор не допустив Коцюбинського завідувати книжковим складом у Чернігові, тому поїздка до Житомира, яка забрала багато душевних сил, була вимушеною.

До завдань Коцюбинського входило вишукувати в російській пресі статті, які би зацікавили житомирського читача. Звісно, треба було зважати на цензуру. Щоби приспати пильність цензорів, Коцюбинський намагався не коментувати матеріал, а давати його таким, яким він є, хоча це мало допомагало. Завдяки Коцюбинському "Волынь" збільшила тираж.

Праця була важкою. Видавець не платив грошей співробітникам. Але найбільше Коцюбинського не задовольняв напрямок роботи газети. 29 грудня 1897 року він написав дружині: "Будь це ще газета з симпатичним напрямком, стій коло нього живі люди, легше б було співробітникові. А то маєш таке почуття, наче сидиш в купі гною, а навкруги тебе всякі паразити. Бридко!".

Найбільше Коцюбинського обурював редактор газети Козловський. 30 грудня 1897 року він написав дружині: "Боже, яка це мерзенна істота, отой Фідлер (псевдонім Козловського – А.В.). Це просто "лакейська душа", бо, коли мовчиш, він позволяє собі самі грубості, а як прикрикнеш на його, стає тихше води, нижче трави і, мов цуцик, хвостом меле. Гидко!".

Саме Козловський найбільше проходився по статтях Коцюбинського, вимітаючи з них будь-яке ідейне звучання.

Статті, які Коцюбинський обирав із російської преси для друку, були різноманітними. В одній з них кореспондентка із Нижегородської губернії повідомляла, що в одному селі "к числу зимних развлечений, особенно практикующихся у нас, относятся … травля петухов, гусей и особенно собак… Не прочь иногда … позабавиться и таким образом: пойманную крысу приносят к берегу реки Оки, обливают её керосином, зажигают её и пускают по льду и любуются, как страдает бедное животное".

Інший корреспондент із Харківської губернії повідомляв, що керуючий маєтком влаштував бій з биком на кшталт іспанських тореадорів. Закінчилося тим, що п’яного чоловіка відправили до лікарні.

Ще одна новина – про те, що п’єси в Україні повинні ставитись українською мовою.

Цікавим читачам видалося повідомлення про те, що мешканці одного села відмовилися платити священику. Їм погрожували закрити церкву, але селяни стояли на своєму.

"Приазовський край" написав про відомого адвоката Плевако. Той захищав селян, яких звинувачували в бунті проти поміщика. З’ясувалося, що суддя і присяжні засідателі – приятелі цього поміщика, а свідками виступають теж поміщики. Здавалося, справа безнадійна. Але Плевако знайшов вихід. Всі були налаштовані проти нього. Тоді він підтримав на суді позицію прокурора: "Подсудимые, безусловно, достойны быть обвинёнными и наказанными. Не имея никаких контрактов и условий в кармане, они вздумали бунтовать и требовать то, что им было обещано на честное слово. Они, безусловно, глупы; они ещё верят в честное слово помещиков, когда его давно уже не существует. Их надо обвинить, хотя бы для того, чтобы не нашлось в будущем других глупцов, верящих в честное слово. Надеюсь, гг. присяжные заседатели, что вы вынесете им обвинительный вердикт без всякого снисходжения". Присяжные заседатели "послушались" меня и … оправдали всех подсудимых. Этого мало. Так как помещики были заранее уверены в том, что подсудимых обвинят, то заказали роскошный обед для всех собравшихся в городе помещиков. На этот обед после окончания процесса попал и я".

Ось такі казуси траплялись у російській глибинці.

Коцюбинський пише про "Волжско-донской листок", який припинив своє існування після 13 років висвітлення подій. На думку письменника, подібне може статися з будь-яким виданням, якого не підтримують влада і цензори. Але головна причина, мабуть, була в іншому. Заявляючи про закриття газети, "редакция выражает уверенность, что "Волжско-донской листок" может умереть со спокойной совестью, так как исполнил свой долг настолько добросовестно, насколько позволяли ему окружавшие его условия. Появившись назад тому 13 лет, он встретил почву совсем неподготовленную для печатного слова. Царицын представлял тогда собою город с слабо развитою интеллигентною жизнью, с весьма ограниченным кругом читателей".

Наступну статтю, опубліковану в газеті "Волынь", Коцюбинський присвятив висвітленню життя так званих інородців у Росії. Зібравши замітки з різних російських газет, автор підводить читача до думки, висловленої в першому ж абзаці: "Помнится, один из педагогов в своём учебнике, одобренном кем следует для употребления в школах, поучает молодое поколение, что инородцы навсегда останутся пасынками России". Від себе Коцюбинський додає, що вони будуть і пасинками долі.

"Стоит лишь вспомнить картину современного быта северных инородцев, рисуемою газетой "Сибирь": голод, обеднение, эксплоатация, водка, сифилис и, наконец, вымирание целого народа, вызванное не физиолигическими причинами, а экономической руиной".

Детально Коцюбинський наводить цитати зі статей про калмиків. Фактично всі вони хворі, а в степах, де вони живуть, годі говорити про присутність будь-яких лікарів чи наявність лікарень. Майже поголовно вони заражені сифілісом. Перебираючись жити в російські поселення, передають цю хворобу і місцевому населенню.

Кореспондент журналу "Образование" пише про навчання якутів російській мові. На зміну церковним школам прийшли міністерські, але жодних успіхів не видно. "Задавшись целью научить грамоте якутов, администрация не ассигновала для этого необходимых средств, а сделала лишь для этого соответствующее распоряжение. Получив предписание, местные чины полиции немедленно приступили к воздействию на инородцев, между которыми неожиданно оказались поборники просвещения, строившие школьные дома и дававшие деньги на школьные нужды. Такими жертвователями обыкновенно являлись богатые инородцы, нуждавшиеся в покровительстве начальства или желавшие получить какой-либо знак отличия".

Самі якути вважали даремною тратою часу навчання дітей у школах. Вдавалися до того, що калічили їх, аби дитина не вчилась. Ось як очевидець описує цих дітей: "Тонкие, как соломинка, руки и ноги; огромный живот, который буквально "с коры распучило"; какой-то мутный, не то задумчивый, не то мрачный взгляд; никакой улыбки, никаких признаков игривости, присущих детскому возрасту. Дети эти никогда не играют, никогда не говорят – всё молчат, всё будто о чём-то думают. Все они хорошо знают счёт до десяти, но представления их чрезвычайно ограничены".

Негативний вплив на подібне навчання мало й те, що у школах не було підручників, а вчителі не мали шкільних програм. До того ж, багато з них самі були неграмотними. Виходило так, що після інспектування багатьох учнів переводили в нижчі класи, бо вони не вміли читати й писати, не могли переказати текст, хоча вчилися по три-п’ять років. Кількість учнів, як і тих, хто закінчив подібні школи, зменшувалась. Так, у 1891 році школи закінчило лише сім учнів.

Автор завершував статтю риторичним запитанням: "История эта невольно заставляет задуматься над вопросом о том, что дало якутам двухсотпятидесятилетнее владычество русских?".

Наступну статтю Коцюбинський присвятив стану провінційної преси в Росії. "Просматривая ежедневно, по обязанности газетного сотрудника, десятки провинциальных газет, я часто с досадой отодвигаю от себя кучу печатной бумаги: как это всё скучно, блендо, неинтересно!.. Неужели, если верно, что пресса зеркало общественной жизни, – неужели сама жизнь провинции так бесцветна, анемична, что не в состоянии дать ничего живого, захватывающего, ничего такого, от чего у читателя живее забился бы пульс, окрепла энергия и вера в лучшее, явилось желание все силы отдать для скорейшего достижения этого лучшего?..".

Щороку в Росії росла кількість провінційних газет, що мало би свідчити про зростання культурних потреб. Але всі видання, здається, сповідують один і той же принцип: "умеренность и осторожность". Принаймні про це відкрито в редакційній статті пише "Царицынский вестник", який почав виходити після закриття "Волжско-донского листка". Причому редакція вважає таку позицію великою заслугою.

"Самарская газета" пише про так звані "обрізані газети". "Положение провинциальной печати поистине очень плачевно… С каким трудом достигается провинциальной печатью её главная задача. Сцилла и Харибда подцензурного номера треплют его и ломают ежедневно… Иногда пороги цензуры до того неожиданны, что положительно невозможно их предвидеть. Строгость и заботливость цензуры иногда бывает поразительна".

"Сибирская торгово-промышленная газета", яка виходила в Тюмені, пояснила, чому "номер 91 этой газеты вышел с обрезанным наполовину листом… по независящим от редакции обстоятельствам настоящий номер выходит в таком виде".

Далі Коцюбинський пише:

"Но это ещё не всё, что делает провинциальную газету серенькой, бесцветной. Кроме казённой цензуры, у нас есть ещё цензура обывательская, носящая печать провинциальной заскорузлости, боязни света, недружелюбия к гласности. Нельзя не согласиться с газетой "Волгарь", когда она говорит, что "наш обыватель, особенно житель провинции, плохо ещё разбирается во всех тех явлениях современной жизни, которые вытекают из развития общественности, из проникновения гласности в деятельность общественных учреждений и отдельных лиц по отношению к их обязанностям, с которыми связаны интересы общества. Провинциальный обыватель не привык к свету, не любит гласности, которая мешает дремоте общественной мысли, суживает простор для всякой неправды и вносит подчас такие взгляды в общество, которые мешают местным хищникам эксплоатировать общественное достояние, творить произвол, угнетать общественную волю и обделывать всякие тёмные делишки. Провинциальный обыватель, безмятежно почивающий среди окутавшей его паутины, из-за которой уездные пауки поедают общественные крохи, до такой степени свыкся с своим положением, что жизнь без этих пауков представляется ему как будто непонятной".

І коли одного кореспондента звинуватили в написанні фейлетону, він у листі до головного редактора газети "Енисей" відхрещується від цього: "Я никогда не имел поползновения третировать действия начальства и, главное, писать в газеты статьи вроде фельетона о "собачьем чорте"; если я писал в сибирские газеты, то больше об урожае хлебов, явлениях в природе и житье-бытье крестьян, ничуть при этом не задевая никого".

Цю статтю Коцюбинський закінчує такими словами: "Не удивительно, если при таких исключительных условиях развития гласности провинциальная пресса принимает серенький облик, если в ней чувствуется что-то недосказанное, что-то затаенное от читателя, какой-то если не фальшивый, то и не вполне искренний тон…".

В іншій статті про провінційну пресу Коцюбинський робить наголос на тому, хто ці газети випускає і до чого це, врешті-решт, призводить. Ось розлога цитата із газети "Бессарабец":

"Обыкновенно провинциальная газета выдаётся исключительно трудами нескольких человек, а случается – даже исключительно одним человеком. Эти люди, или этот человек, до такой степени поглощены газетной работой, что у них, или у него, уже не остаётся времени для принятия активного участия в местной жизни. К этому присоединяется ещё опасливое отношение провинциального общества к представителям печати, в силу которого они занимают место среднее между разбойником с большой дороги и затравленным зайцем. С одной стороны, их серьёзно побаиваются, а с другой – по возможности теснят на каждом шагу. В результате, кружок лиц, работающих в газете, обыкновенно стоит вне местной жизни, от него вежливо сторонятся. Сведения о местной жизни попадают в газету, таким образом, уже не непосредственно от самих деятелей этой жизни, а через третьи руки, часто в рафинированном виде или даже из разного рода отчётов, в которых явления жизни приведены в прикрашенный и шаблонный вид. Таким образом, жизнь отражается в местной печати уже не в натуральном свете, а в виде почищенном, приглаженном и обезличенном. К тому же и самые работники местной печати, почти не выходящие из-за письменного стола и типографии, начинают относиться к изображаемым ими явлениям не как к фактам, которые должны взволновать их, задевать за живое, а как к вещам безразличным, интересным лишь постольку, поскольку они представляют “материал” для заполнения газетных столбцов. В конце концов и получается то обезличение, та шаблонность провинциальных газет, которыми эти газеты так страдают".

Співробітник "Одесских новостей" вихоплює сутність ставлення суспільства до такої преси: "Сотрудник газеты написал горькую правду, а редактор эту самую горькую правду напечатал. В результате … "пожалуйте оба на скамью подсудимых". На каком основании? О, да всё на том же самом, на каком уже сотни раз сидели на этой скамье корреспонденты и редакторы… на основании "не смей писать горькой правды, а пиши только сладкую".

А ось новини із Таганрога, описані в місцевій газеті "Вестник". До лікарні привезли хворого. Лікарів не було – і його поклали "в хлев, в навоз, рядом с коровкой". Закінчилася справа тим, що товариство таганрозьких лікарів звернулося до суду з вимогою засудити редактора і співробітника газети, який написав замітку про цей факт. Але "вместо обвинительного приговора суд преподнёс добрый урок его обвинителю. Он сказал ему своим приговором, во-первых, что нельзя требовать тюрьмы для человека, исполнившего только свой долг, и, во-вторых, что действительно позорным является самый факт, а не воспроизведение его в интересах общественного блага".

У наступній статті про провінційну пресу Коцюбинський говорить про одну її силу – "внушение". Але насамперед це стосується преси реакційної. В наступних словах, знаходимо багато мотивів, притаманних сучасній російській пресі. Це говорить не лише про актуальність Коцюбинського як письменника, а й про те, що саме в минулому слід шукати витоки російського мракобісся.

Коцюбинський пише:

"Располагая в своём арсенале таким богатым и разнообразным оружием, как блестящая форма, остроумие, логика, софизмы и парадоксы, искренняя или поддельная убеждённость, всезнайство и авторитетность, печать совершает свой победоносный поход на среднего, сырого (у нас – типичного) читателя, обрабатывает его, убеждает, с назойливостью мухи изо дня в день жужжит ему свою песню, заставляет смотреть на всё своими глазами, вербует достойное предводителя войско…

Сколько ж зла, сколько теней вносит в жизнь, пользуясь этой силой, наша реакционная печать, раздувающая под покровом охраны общегосударственных интересов национальную рознь, религиозную нетерпимость, все худшие, бестиарные инстинкты, создающая пугала, чтобы если не остановить, то, по крайней мере, затормозить, спутать и затемнить самые лучшие, самые благие начинания…".

Ось як ставиться ця преса до введення земства на сучасних українських територіях. Якийсь Кусторубов у "Московских ведомостях" пише "о Шейлоках-евреях, паразитах-немцах, неисправимо коварных и лицемерных поляках (между которыми лойяльны, и то лишь из-за материальных интересов, одни крупные заводчики и землевладельцы), бедных серых мужичках-малороссах – и вывод готов, - невозможность введения земских учреждений в юго-западном крае считается доказанною. Как образец этого наезднического способа решений вопроса, приведём буквально сказанное г. Кусторубовым о малороссах: "Крестьяне (малороссы) слишком ещё темны, слишком ещё забиты ужасным польским игом, чтобы понимать и нести свою миссию во всей её полноте и важности. Это прекрасный материал, но ожидающий ещё искусных зодчих, чтобы быть использованным вширь и вглубь. Не забудем также мучительной еврейской кабалы, в которой поголовно томится здешнее крестьянство и которая куда горше крепостной зависимости… Сплошь и рядом малоросс, пройдя высшую школу, становится хохломаном. Пока хохломанство ограничивается предпочтением Старицкого Шекспиру и культом дида Тараса, то оно только смешно; но с ним нужно считаться, когда под ним разумеется целая федералистская программа, насчитывающая немало последователей. Такие хохломаны – ещё более ярые враги Руси, чем поляки. Их идеал "исторический герой – Мазепа, первый активный хохломан-федералист".
 
"Вестник Европы" заперечує Косторубову: "Если малорусская крестьянская масса темна, то тем нужнее призвание её к свету, достигаемое, между прочим, именно путём участия в земских учреждениях. Именно в земстве она может привыкнуть к открытому заявлению своих нужд, всё равно, коренятся ли они в старых помещичьих традициях или в новой еврейской эксплоатации; именно в земстве она может проникнуться сознанием своей равноправности с другими сословиями и национальностями; именно в земстве она может найти , в своей собственной среде или в среде других народолюбивых элементов, тех "искусных зодчих"… ".

Цю тему також піднімає журнал "Русское богатство", але підходить до неї з іншого боку. "Предоставим, однако, истории решить, чем быть литовским племенам, образовать ли скромную самобытную литовскую народность или слиться с соседними культурными нациями: польской, русской или немецкой. Будем только помнить, что, проводя политику их денационализации, мы ускоряем их полонизацию и германизацию, потому что, при отсутствии русского культурного класса в жмудско-литовском крае денационализация жмудинов и литвинов не может вести их к обрусению и заставит принимать всякую другую соседнюю культуру, а с нею и народность".

Коцюбинський особливо радіє наступним рядкам співробітника "Русского багатства": "Относительно же моих земляков Правобережной Украины могу заверить всех, опасающихся её ополячения, что украинское население само отобьётся от полонизации, лишь бы ему не мешала обрусительная администрация, так подавляющая народную самодеятельность, именно необходимую в этом случае. Запаса этой самодеятельности в украинском населении вполне достаточно и, если галичане успешно отстаивают свою народность при условиях гораздо менее благоприятных, то украинцы справятся и подавно с этой немудрою задачею. Лишь бы им не мешало обрусение, которое, по моему глубокому убеждению, ведёт в западном крае не к обрусению, а к полонизации".

Наступна стаття Коцюбинського присвячена сектантству.

"Миссионерское обозрение" писало: "Утихшая было в конце 80-х годов пропаганда штунды снова оживилась, вожаки штундо-пашковцы развили свой прозелитизм, энергию и смелость до страстности. Сектантское брожение усилилось не только в старых пунктах, но коснулось и новых мест, где о штундизме до сих пор не было и понятия".

Штундисти з’явились і в Україні. "Новороссийский телеграф" надрукував статтю про випадок у Херсоні: "У нас появились полуграмотные миссионеры, публично выступившие с поучениями против верования православных. Запасшись Библией, но мало в ней разумея, они силились доказывать заблуждения православных, рекомендуя им переменить свою веру… Не признают себя штундистами и называют себя баптистами, но о самом баптизме не имеют ни малейшего понятия. На обращённые к ним увещания оставить своё заблуждение они отвечают, что им сам Господь внушил, как надо веровать, и потому они, кроме Господа и его апостолов, никаких других учителей не признают. На вопрос же, каким образом они получают внушение от Господа, они поясняют, что получают его не непосредственно от Господа, но через священные книги".

У Казані відбувся місіонерський з’їзд, який розробив програму боротьби зі штундизмом. "Московские ведомости" надрукували виступ такого собі Скворцова. Ось що він сказав: "Дело миссии – снять маску с нашего сектантства и правдиво доказать обществу и государственной власти, что нет и быть не может света во тьме заблуждений сектантства… Наш долг – предостеречь стражей отечества, что отделившееся от единства церкви, укоренившееся в свободомыслии сектантство нам представляет собою и в государственном отношении горючий материал, который при анархической искре, подобной духоборческой, способен с течением времени в любом месте разразиться страшным политическим пожарищем и заражать свежую атмосферу духовнополитического миросозерцания нашего православного населения и играть в руку врагов церкви и отечества".

Коцюбинський передруковує деякі заходи, прийняті місіонерським з’їздом: "воспретить раскольникам открывать школы для обучения своих детей и закрыть все имеющиеся у них в настоящее время школы, объявить принадлежность к "особенно вредным" сектам "порочащим обстоятельством", чтобы дать этим право крестьянским обществам подвергать исключению из своей среды и ссылать в Сибирь тех из своих членов, которые будут замечены в принадлежности к вредной секте; признать издания лютеранских богослужебных книг на русском языке "опасными", воспретить сектантам принимать в работники или в услужение лиц православного вероисповедания, не достигших совершеннолетия, а за совершеннолетними, поступающими в работники или в услужение к сектантам, учреждать надзор через приходских священников".

"Русские ведомости" опублікували ще один захід, який обговорювали на цьому з’їзді: "исходатайствование издания закона, на основании которого можно было бы отбирать от раскольников и сектантов их детей, причём для воспитания их в православной вере устроить в каждой епархии особые приюты".

Коцюбинський наводить цитату зі статті князя Мещерського з цього приводу: "Ведь, очевидно, что на этом съезде были самые лучшие представители церковной иерархии, самые усердные и самые просвещённые ревнители православия, и тогда говоришь себе: если в этом лучшем и отборном наличном составе миссионерского съезда он мог беспрепятственно и с лёгким сердцем целый день посвятить на обсуждение таких мер, как отбирание детей и конфискование имуществ раскольников и сектантов, то что же должно происходить во имя интересов православия и в деле борьбы его с расколом и ересью в тех многих тёмных уголках русской земли, где живут и действуют не лучшие и не отборные, а обыкновенные церковные люди?".

"Нижегородский листок" опублікував статтю такого змісту: "На днях членом Васильского уездного училищного совета было передано преподавателям местной земской школы устное приказание председателя училищного совета, чтобы все дети раскольников, не желающие выполнять обрядов церкви, были исключены из училища, каковое приказание и должно быть приведено в исполнение к великому прискорбию молокан, сетующих на то, что их хотят лишить элементарного образования и тем самым гонят их в болото невежества, разного рода суеверий и предрассудков".

"Русский труд" розповів про випадок, коли отець Арсеній піддав критиці англійського церковного письменника Фаррара. "По мнению о. Арсения, Фаррар колеблет догматы, утверждая, что "Адамова голова" под крестом есть лишь легенда, вносит зловредную критику в писание, расшатывает веру и, наконец, кощунствует, озаглавливая свою книгу "Жизнь Иисуса Христа". Из уст о. миссионера исходили такие эпитеты: “безбожник”, “невер”, даже “осёл, прости Господи".

Йому заперечив отець Б., який сказав, що ці звинувачення безпідставні. Отець Арсеній закликав присутніх затримати свого опонента. Натовп зробив би це, якби не втручання одного полковника.

"В данном случае больше всего прискорбно не отношение к Фаррару, так как каждый может иметь свои мнения, но отношение к священнику о. Б-му, которого миссионер о. Арсений рекомендовал "задержать", вместо того, чтобы с ним спорить. Такие аргументы, к сожалению, у нас довольно обычны.
История преследуемых идей всем известна".

Наступну статтю в газеті "Волынь" Коцюбинський присвятив висвітленню події з робітничого життя. Матеріали він почерпнув із "Биржевых ведомостей".

"На стеклянном заводе миллионера Ивана Воронина испортилась машина; работы были приостановлены. Пользуясь удобным случаем, мастеровые начали кутить и безобразничать, а когда машина была исправлена, они соглашались работать до тех пор, пока не будет получена ими поденная плата полностью  а все нерабочие дни. Но так как владелец завода не соглашался, то они наотрез отказались работать, продолжая пьянствовать и шуметь".

Воронін доніс, що робітники страйкують. А ті горланили навколо заводу і будинку мільйонера, вимагаючи свого. Тверезі голови намагалися їх заспокоїти, але даремно. Втім, до виламування дверей чи підпалу справа не дійшла. Ближче до вечора на завод приїхала комісія. Робітники поскаржилися, що їм не виплатили законно заробленого. А ще розповіли про гнилі продукти, які змушені купувати втридорога, бо до найближчого магазину в місті дуже далеко.

"Расспросили рабочих, начальство отправилось в контору; вскоре из конторы выбежал трепещущий и бледный сын Ивана Воронина, Егор.

– Убирай гнилую муку, – шепнул он приказчику, который опрометью бросился в лавочку.

Пока начальство было в конторе, приказчик, при помощи своей жены, успел перетаскать всю муку к себе на квартиру.

Однако начальство не было просто и потребовало осмотра квартиры приказчика. Тут представилось отвратительное зрелище: в мешках муки ползали черви. Был немедленно составлен протокол, начальство удалилось на тех же тройках, на которых и приехало. Колокольчики и бубенчики веселее зазвенели. На заводе, между тем, поселился страшный призрак суда, законного возмездия и острога".

Мільйонер злякався, що сидітиме у в’язниці, і застрелився. "Молодого человека, с миллионами и университетским образованием, Егора Ивановича Воронина, земский начальник приговорил к заключению в арестном доме на три месяца, а приказчика Барыкина, как действовавшего под давлением хозяина, – на два месяца".

Наступна стаття Коцюбинського присвячена шкільним справам. "Так, директор народных училищ Кубанской области в своём циркуляре, опубликованном в местных "Областных ведомостях", заявляет, что в последнее время к нему начали поступать "жалобы на грубое с детьми обращение учителей некоторых училищ". Непозволительные воспитательные приёмы вызвали решительный протест со стороны директора народных училищ, который заявил, что "учителя, не знающие самых элементарных правил воспитания, не умеющие владеть собою и позволяющие себе грубое с детьми обращение, не только будут устранены от службы, но, смотря по вине, будут представлены к лишению их учительского звания, с воспрещением педагогической деятельности".

"Русские ведомости" пишуть, що одними циркулярами проблему не розв’яжеш, а грубе поводження учителів з дітьми не викоріниш. "Но позволительно спросить, одни ли учителя виноваты в том, что они оказываются такими необразованными людьми? Не правильнее ли будет данное явление рассматривать как неизбежный результат тех условий, в которые поставлены у нас учителя относительно приобретения знаний, как общих, так и специально педагогических?". Газета стверджує, що в бібліотеках нема потрібної літератури. "Достаточно сказать, что в них отсутствуют такие авторы, как Пирогов, Ушинский, Стоюнин. По необъяснимым причинам, этим писателям, которым наша педагогическая литература обязана лучшим своим достоянием, предпочтены большей частью бездарные компиляции мало кому известных авторов. Если мы припомним при этом, что начинать школьную работу учителям приходится очень нередко без всякой предварительной педагогической подготовки, а на устраиваемых для них педагогических курсах занятия главным образом сводятся к выработке технической ловкости в деле преподавания, то окажется, что отсутствие у учителей "самых элементарных правил воспитания" находит себе достаточное объяснение уже в тех ненормальных условиях, в которые поставлены у нас учителя относительно своего образования".

Коцюбинський розповідає про одного учня, який "был 12 раз наказан за различные нарушения гимназических правил, как-то: за курение папирос в гимназии, за дерзкие ответы учителям, за неприличные разговоры в классе и т.п.". Закінчилося це тим, що вчитель назвав цього учня "ослом", а той вдарив його. Учень "был привлечён к суду за оскорбление действием инспектора при исполнении им служебных обязанностей и приговорён к двухмесячному тюремному заключению". На думку Коцюбинського, це не лише "характеризует уровень педагогической среды, но и … наглядно показывает, какой опасностью угрожает и чести учебного заведения, и интересам учащихся нетактичный поступок воспитателя. Вопрос об оздоровлении педагогической среды, таким образом, представляется делом первостепенной важности. О нём громко заявляет как низшая, так и средняя школа".

В наступній своїй статті Коцюбинський піднімає дражливу тему.

"Вера в нечистую силу, колдовство, знахарство и т.п. так сильно развита среди крестьянского населения, а также среди псевдоинтеллигенции, отличающейся от крестьянской массы лишь ношением сюртука, что школе и настоящей интеллигенции много ещё придётся поработать, пока эта вера, по крайней мере, значительно ослабнет".

Газета "Бессарабец" розповідає про якогось селянина, який збирав по десять копійок на "ворожбита". З’ясувалося, що люди потерпали від злодіїв, а знаючий чоловік знаходив їх за гроші. Він називав підозрілих осіб, ті зізнавались, і їх карали. Були випадки, що злодії наперед зізнавались у своїх злочинах, щоби "ворожбит" їх не знаходив. Видання іронічно зазначає: "Так вот какое средство у нас найдено от воров и конокрадов! Не мудрено – на 160 сел и 2 местечка (участок мирового посредника) у нас имеется всего 1 министерская школа в с. Бубновке. И это за 30 лет, в одном из богатейших и густо населенных участков".

Не кращі справи і в містах. Газета "Волгарь" друкує замітку із Арзамаса. "Неудивительно, если где-нибудь вдали от городов, в глухих селениях, где не проник ещё луч света, живут народные поверья, но если то же самое наблюдается в городах, то приходится только удивляться. Между тем арзамасцы неделеко ушли в своих воззрениях от медвежьих углов. Они разделяют народное поверье, что в рождественский сочельник сонмы нечистых духов, изгнанных из водных недр, уныло блуждают по суше, отыскивая место пристанища, потому арзамасцы испещряют косяки и двери своих домов мелом, чтобы предотвратить вторжение нежеланных гостей".

А газета "Нижегородский листок" повідомляє про наступний випадок: "Было устроено народное чтение. Читалась, между прочим, брошюра о славянах и их вере. После окончания чтения брошюры лицо, наблюдающее за народными чтениями, заявило лектору, что он напрасно отвергает существование леших, домовых и ведьм, что они существуют на самом деле и что его обязанность, как наблюдающего за чтениями, разубедить слушателей. Мы не знаем, состоялось ли второе чтение, посвящённое доказательствам существования леших и домовых. Мы будем очень рады, если автор такой защиты пришлёт к нам свою диссертацию о ведьмах. Мы охотно поместим её на наших страницах".

Коцюбинський завершує статтю такими словами: "Как много нам нужно ещё работы, дружной работы, чтобы внести свет в тёмные области невежества и прогнать всякую “нечисть” туда, откуда она пришла!..".

Наступну свою статтю у газеті "Волынь" Коцюбинський починає так: "Времена рабства прошли, крепостничество отошло в область преданий, – а, между тем, рабы существуют и до сих пор".

Мова йде про експлуатацію робітників і зростання апетиту капіталістів. Газета "Северный Кавказ" розповідає історію про такого собі Макарова, на ногу якого впав кусок чавуну вагою в два пуди. "Начальник" в этом "случае" увидел коварство Макарова и "циркулярно" объявил во всеуслышание, что Макаров "за непредусмотрительность при опасной работе штрафуется однодневным окладом жалованья в 65 коп.". Рабочие по этому поводу иронизировали, говоря: хорошо, что двухпудовый кусок чугуна по "шивороту" не задел Макарова, тогда непременно “начальник” оштрафовал бы двухдневным окладом жалованья".

Газета розповіла також про робітників, яким не дали обіцяних квартир. Їх погрожували заслати в Сибір, якщо вони не заберуть своїх заяв. Зрештою, сказали, що просто виженуть з роботи. "Думать в данном случае и что-нибудь выбирать, конечно, некогда. Завтра годовой праздник, а в кармане ни копейки денег, и оставить свою семью на Новый год без какого бы то ни было хлеба совсем будет безрассудно. Другого исхода для 18 человек, подписавших докладную, не было, как подписать отречение и с проклятием выйти из камеры "адъютантов".

Або ще одна історія. Робітник зламав ключицю. "… ему "начальство" выдавало плату только за четверть рабочего дня", бо зробило винним у нещасному випадку. “В мастерских существует "устав", по которому окалечившихся разделяют на две категории: на лиц, получивших увечье по собственной вине, и лиц, свернувших себе шею по вине несчастного случая. Первым, если они живы, платят за половину рабочего дня, но если они лежат в железнодорожном лазарете, то платят за четверть рабочего дня. А другую четверть удерживают за пользование услугами лазарета… О второй категории, свернувших себе шею по несчастному случаю, и говорить нечего, так как, по всей вероятности, их совсем не бывает".

Насамкінець Коцюбинський пише про "світле", що ще буває на білому світі. Щоправда, спочатку це йому не вдається. Розповідає про жінку, яка вчила вдома дітей. Вчитель і поліцейський побили її, відібрали дітей і вкрали гроші. "В пояснение этой истории нужно заметить, что полиция и училищное начальство в своих действиях основывались на вышедшем около того времени указе, воспрещавшем частным лицам заниматься преподавательской деятельностью в ущерб интересам патентованных педагогов. Пользуясь этим указом, патентованные педагоги, опираясь на содействие полиции, подняли поход против непатентованных, причём последние, конечно, не могли устоять в неравном споре…".

Але щось "світле" у повідомленнях провінційної преси Коцюбинському таки вдалося відшукати. Газета "Новое время" пише про училище в Миргороді, яке носить ім’я Миколи Гоголя.

"Главные занятия училища следующие: живопись, ваяние, скульптура, гончарное искусство в особенности, резьба на дереве и т.п… Малоросс по своей натуре, конечно, ленив и апатичен, но вместе с этим способен и поэтичен. Сколько мы уже видели прекрасных и положительно художественных вещей, вышедших из рук простого мальчика или девушки. С какою любовью погонщик волов показывает своё первое произведение преподавателю, и с какою гордостью он любуется на свою удачно сделанную вещь.

Однажды мне пришлось видеть у простого казака гипсовую группу: волы, запряженные в плуг, отдыхают, а подле них важно развалился мальчишка погонщик. "Откуда у вас эта вещица и не можете ли её мне уступить?" – обратился я к казаку. – "Бики, пане, – отвечал он, – ці непродажні та вони для мене дуже дорогі". – "А почему?" – "Та, бачите, це змайстрував мій хлопець. Він в школі у Гоголя".

Водночас кореспондент газети пише про брудне і патріархальне містечко Миргород, яке залишилося таким же, як за часів Гоголя: "Та же грязь, те же лужи, в которых вы рискуете потонуть и не быть замеченным. От нечистот и отбросов, выливаемых бесцеремонными обывателями, нужно затыкать себе нос или носить особенную повязку, чтобы не задохнуться от этого благовония. Мелкий скот и свиньи целыми стадами ходят по улицам, наводя на некоторых, а в особенности на детей, даже страх. Конечно, они не съедают в судах более прошений, так как вход туда им строго воспрещён, но всё же лучше, если бы полиция отвела бы им более подходящее место для их прогулок".
 
Анатолій ВЛАСЮК
11 серпня 2017 року