Отрывок из книги "Башня"
(Книжку можна придбати за посиланням www.uamodna.com/shop/book-tower)
Войну, как правило, начинает та сторона, которая делает первый выстрел и проливает первую кровь. Когда человек выходит на улицу с деревянной палкой и щитом против вооруженных людей, это говорит о том, что он не готов убивать, но готов защитить себя, если понадобится. Когда кто-то меня спрашивает, почему началась эта война, я думаю, потому что одна сторона готова была убивать ради своих целей, в то время как другая только что сложила деревянные щиты, дырявые от пуль. Меня никогда не интересовала политика, и я не был патриотом, я не задумывался, какая фамилия у моего президента и вообще, чем он занимается. Я считал гораздо важнее думать о нуждах всего человечества, чем отдельно взятой страны, поэтому решил стать экологом. Но меня не обошла ни политика, ни эта война. Сейчас я вынужден очищать землю от тех, кто первым начал стрелять и проливать кровь на моей земле. Сначала был Майдан, затем Крым, вот сейчас Донбасс.
Я видел как озверевший "Беркут" избивал студентов в центре Киева, видел как уносили тело доброго бородатого парня Сергея Нигояна, потом видел улицы города, залитые кровью, и те самые деревянные щиты, насквозь пробитые пулями. Я видел как "зеленые человечки" стреляли над головами у безоружных солдат подполковника Юлия Мамчура, потом эти самые человечки появились на Донбассе, сначала стреляя в воздух и требуя всем уйти за какой-то непонятный нашему слуху "поребрик". Тот, кто первый взял в руки оружие, говорит, что он прав. Но ведь он постоянно стреляет: на Майдане, в Крыму, на Донбассе. Стреляет без явной угрозы для себя и своих близких.
Когда я решил пойти добровольцем, я задавался вопросом: прав ли тот, кто стреляет в того, кто первым начал стрелять и проливать кровь? И я представил себе мир, где существует только один человек, способный убивать и чинить жестокость. За день такой человек с помощью одного лишь ножа способен вырезать целые улицы прохожих. И только тот, кто способен убивать, хотя-бы ради спасения себя самого, сможет его остановить. Спасаю ли я себя, участвуя в этой войне? Думаю нет, но я спасаю человечество от тех, кто первым начал стрелять и проливать кровь. Ведь это самые страшные люди на земле.
Многие скажут, что страшнее те, кто отдает им приказ. Но я думаю не так. Если завтра мы окажемся в мире, где ни один человек на земле не захочет взять в руки оружие, человеческих страданий станет гораздо меньше. Но как только хотя бы один возьмет в руки автомат, за ним последует другой, а потом третий, четвертый, и скоро опять земля погрузится в хаос войны, как это уже было на протяжении всей нашей истории. Пока люди в галстуках в просторных кабинетах и офисах пытаются усмирить тех, кто первым начал стрелять и проливать кровь, я делаю это в донецком аэропорту, совсем не похожем на тот, которым он был раньше. Меня и тех, кто здесь рядом со мной, прозвали "киборгами". Хотя, когда мы замираем в тишине, я отчетливо могу услышать биение сердца каждого бойца.
Сейчас я слышу, как бьется сердце "Кота", сердце "Дантиста" и сердце "Философа". Это наши позывные. Мой позывной "Эколог". Я знаю имена каждого из них, но мы решили называть себя так из-за соображений безопасности. Таковы наши правила. Чуть дальше моих друзей громче и сильнее всех бьется сердце связанного "Боксера". Он из сторонников тех, кто первым начал стрелять и проливать кровь. Мы взяли его в плен на подступах к аэропорту и теперь ждем, пока его заберут на допрос в СБУ. Никто не хочет его обижать и разговаривать тоже с ним не хочет.
Все сторонники тех, кто первым начал стрелять и проливать кровь, настолько одинаковы, что историю их жизни можно поместить в несколько шаблонов. Раньше мы пытались говорить с пленными, интересовались, почему они взяли в руки оружие, но потом перестали. Надоело слушать одно и тоже. Эти люди никогда не покидали зону своего комфорта: не путешествовали, не читали книг, не пытались понять другую культуру и религию. Их жизнь простиралась не дольше их села или города, языка на котором они говорят с детства, и друзей, с которыми они познакомились еще в школе.
Их пугало все новое и непонятное. Многие из них пошли воевать против "европейских ценностей", представляя себе орды озабоченных "голубых", снующих по их родному селу. Им было тяжело представить, что Европа – это прежде всего чистые улицы и ухоженные газоны, воспитанные водители на дорогах, улыбающиеся продавцы в магазинах и высокие экологические требования.
Они шли воевать против абстрактного непонятного врага, а по сути гибли против того, чтобы в их селах не было заборов и чиновники не брали взяток, против того, чтобы никто не кидал окурки на тротуар и не парковался в неположенных местах. Ведь для них, сторонников тех, кто первым начал стрелять и проливать кровь, такая реальность была как раз чем-то настолько далеким, что лучше было оставить все как есть, нежели меняться. А меняться для них – это самое страшное. Лучше умереть либо убить другого, чем самому стать другим. Так, кстати, думает их главный. Его со студенческой парты учили лукавить и воевать. И с тех времен, будучи уже поседевшим, почти стариком, он ничуть не изменился. Все также врет и воюет.
Когда мы обыскивали "Боксера", я нашел у него фотографию. На фотографии был он со своей женой и маленьким ребенком. "Боксер" был без футболки, и на его груди был огромный золотой крест. На заднем фоне был дом, где жила семья "Боксера". Он был завален строительным мусором, пустыми бутылками из-под пива и водки, возле дома практически не было цветов, но зато во дворе стояли большой мангал и турник. Когда я взял в руки фотографию, "Боксер" решил со мной заговорить:
- Здешний я, а воевать пошел ради них. Чтобы мой сын пид...ом не вырос. Я когда еще на Майдане с "Беркутом" стоял, видел, чем все это закончится. Всех этих расфуфыренных модных студентов, которые не знают, что такое жизнь. А если захотите крест снять, то лучше сразу убейте.
- Почему в доме так грязно? – спросил я у "Боксера", но он меня не слышал, он продолжал рассказывать нам о том, как американцы спонсировали Майдан, как тяжело работать в шахте и как хорошо, что главный не дал их в обиду, и что нам лучше отступить, потому что их главный сейчас сильнее всех.
- Почему в доме так грязно? – спросил я его вновь, протягивая обратно фотографию. "Боксер" молча взял фото и положил во внешний карман. В его глазах читалось недоумение, почему я об этом его спрашиваю. Видимо, он ждал вопроса, почему он оказался среди тех, кто первым начал стрелять и проливать кровь, и уже заранее заготовил длинную и пышную речь, но это я и так понимал. А понять, как можно было допустить такую разруху в собственном доме, я не мог, поэтому и спрашивал.
Мы впятером находились на одном из уровней башни. У каждого была своя роль. "Кот" был пулеметчиком, "Философ" – автоматчик, "Дантист" – врач, а "Боксер" – наш пленник. Мне же досталась роль снайпера.
Как-то раз на городской школьной олимпиаде по математике мой сосед по парте занял первое место, и гороно в качестве приза передало школе новенький теннисный стол, который установили в нашем классе. На протяжении трех лет почти каждую перемену я играл в настольный теннис. Полученные навыки хорошо развили мою скорость и реакцию, поэтому в учебке на проверке навыков после изучения моих показателей командир сказал, что я должен быть снайпером. Если бы в день олимпиады мой сосед по парте заболел и не пришел на олимпиаду, я бы, возможно, держал в руках автомат.
"Кот" был самый большой из нас, и поскольку обычно пулемет доверяют самым сильным и выносливым, военную специальность "Кота" определили его гены и проведенные школьные каникулы у бабушки в селе, где его систематически каждый год закармливали.
"Философ" носил очки и был слишком худым, поэтому не мог быть ни снайпером, ни пулеметчиком. Зато он быстро бегал, поэтому ему вверили автомат. В детстве "Философ" читал много книг, особенно по ночам при плохом освещении, из-за чего его зрение испортилось. В средней школе за свой вес и ношение очков он часто подвергался избиению со стороны "гопников". Но после просмотра фильма "Форест Гамп" он решил, что самое верное спасение от пинков и оскорблений – это хорошо уметь убегать. Когда мы летом освобождали Славянск, "Философ" в составе штурмовой группы бежал в атаку одним из самых первых. Если бы не его рвение к литературе, может быть был бы и снайпером, как хотел.
С "Боксером" все было проще: ему с детства внушили, что только один народ на земле имеет право на истину и свою особую роль, поэтому сейчас он находился в плену и был вместе с нами.
Вчера "Кот" повесил на башню наш флаг, и поэтому вот уже второй день его одолевает гордость.
- Наш флаг особенный, каждый может найти в нем что-то свое, – говорил "Кот". Ему он напоминал о родном городе – море и песок, беззаботное лето, его родной привоз, где до войны он торговал фруктами. Когда те, кто первым начал стрелять и проливать кровь, в Одессе начали сжигать наш флаг, то "Кот" понял, что если их не остановить, он не сможет любоваться любимым морем. Груды металла закроют прекрасный вид на воду, а вместо песка появится бетон. "Кот" помог прогнать плохих ребят из Одессы, теперь он с нами это делает на Донбассе.
Для "Философа" наш флаг напоминал о родных
Карпатах, о ромашковом поле на фоне чистого неба. Он очень грустил, что на Донбассе нет гор, к которым он так привык, особенно ему не хватало чистого горного воздуха.
"Дантисту" флаг напоминал о его жене – она со светлыми волосами и в голубом платье на фотографии, которую он взял с собой. Каждое утро он начинал с того, что доставал фото и молился о том, чтобы поскорее с ней увидеться.
Для меня наш флаг был символом чистоты и покоя, в нем все было естественное – чистое небо и поле. Когда я вернусь с войны, поеду подальше от города и проведу весь день в таком поле, чтобы забыть все, что я увидел за этот год.
"Боксер" не любил наш флаг. Главное, что ему в нем не нравилось, это отсутствие красного цвета. Его дед и отец учили, что флаг должен быть только красным или хотя бы иметь красный цвет. Если на флаге нет красного цвета, значит он неправильный и его надо сжечь. Дед "Боксера", кроме флагов, любил сжигать людей, которым не нравились красные флаги. Он ездил на черной машине по селам и городам и решал их судьбы. Когда-то на такой черной машине увезли моего деда, хотя он никогда ничего не говорил о красных флагах. У него был брат за границей, и как-то он ему написал письмо. Дед был рад возможности наладить связь с родственником. Но, видимо, в то время, когда в нашей стране повсюду были красные флаги, нельзя было переписываться с другими людьми. Из-за тех писем моего деда забрали на черной машине. Может даже это был дед "Боксера". Когда в нашей стране сменили красные флаги на небесно-желтые, мой отец был невероятно рад. Он сказал мне, что если бы этот флаг никогда не пропадал с наших улиц и городов, дедушка был бы жив. Теперь я знаю, что никак нельзя позволить, чтобы красные флаги опять вернулись на нашу землю.
Книжку можна придбати за посиланням
www.uamodna.com/shop/book-tower
