- Колька, слыш, от скажи мени, - говорит Николай Петрович, провожая взглядом очередной БТР, промчавшийся от границы к городу, - а чого воны оце воювать завелысь? Я так и не поняв з новостей. Говорят, тут России нет, а воны о-на поехали. Кажуть, бандеры приехали, а на дороге снова русские казаки граблють. А ну, гони мне свою политику, бо устав уже от телевизионной. Давай, рассуждай уже, з чого почалы и
колы цей бардак закончится.
- От ты даешь, я тебе шо, Ливитан, шоб сводки зачитывать, - разводит руками Николай Иванович, - з чего, говоришь, всё почалось и чем закончиться. Да, мудрен вопрос. Ну, давай рассуждать, все равно делать нема чого. Помнишь, як твоя Маруська полкухни спалыла?
- Та, хай тоби грець, помню ту шкоду. От баба безмозгла. Поставила всё на печку, пошла воды набрать, прыйшла через дви годыны. Морда розпухша, обед сгорев, коленка розбыта. Пытаю, шо случилось? А она каже - коррупция в сели велика. Я тогда так и не поняв, до чого тут коррупция до сгоревшей каши.
- Вот! То давай разбираться и по каше, и по коррупции, и до вийны дойдемо. Тогда шо було? Пошла твоя дочка Маруська до колодца воды набрать. Вроде, по делу. Но тут едет на лисапете Варька из соседнего села. Остановилась поговорить. Варька каже: "Маруська, а что это у тебя варенье такое кислое, шо аж рота скрючует". Маруська обижается, мол, чого це кислое. А Варька ей: "Та мени Наташка казала, шо Маруська варенья наварила, есть не возможно, бо сахара пожадничала, та воно кислое, аж скулы вывертае". Маруська обиделась и пошла до Наташки поругаться. Поругалась.
Пошла до Катьки, шоб пожаловаться на Наташку. По пути перечипылась через бордюр и забила коленку. Вспомнила, шо шото забула, но шо забула, не помнит. Пошла назад, шоб вспомнить, шо забула. Встретила Галину Петривну. Перемыли кости соседям. Пошли до Наташки, шоб вернутся назад и вспомнить, шо ж забула Маруська. По дороге зашли к Валентине, бо у неё огурцы хороши вродыли. Посмотрели, попробовали. Валентина сказала, шо Наташка у неё рецепт Маруськиного варення просила, бо вкусное очень. Маруська решила вертаться мириться с Наташкой, бо неудобно вышло. Но одной стыдно до Наташки идти, пошли все. Помирились с Наташкой. Возле Наташкиного двора встретили Ирку и Антонину Васильевну. Поговорили. Поохали з коленки и вспомнили, що давно председатель коло бордюра траву не косыв и побелку для бордюра не дав. Пошли к сельсовету.
По пути зашли до почтальонки Зинки, спросить за пенсию та зарплату. Сказали Зинке, шо идут за побелкой. Зинка взяла Елену Ивановну и Серафиму Андреевну, бо почта другый год не крашена. Пришли до сельсовета. Дверь подергали, давай митинг поднимать. Заподозрили председателя в коррупции, решили гнать взашей с такой работой. Вспомнили, шо суббота и выходной. Решили идти домой к председателю, бо уже все завелись и организм чего-то требует. Уже та побелка - сиесекундный жизненно важный элемент, без которого перевозбужденное коллективное сознание не может вернуться в прежнее спокойное состояние. Уже или пан, или той клятый бордюр у побеленному виде. Пока шли, встретили Жорку, шо со смены ехал, погнали до дому, бо он выпивши. Нинка обрадовалась, шо бабы мужика пригнали, спросила куда идут. Узнала, шо за побелкой, бросила все, пошла с бабами, бо если все идут, то значит так надо. Пришли к председателю, а он в садочке. Мед качает, шото успокоительное пчелам намугыкивает, бо очень это дело полюбляет. Весь в позитивном раскладе, бо иначе ж возле пчелы нельзя. А бабы-то заведенные. У них побелочно-бардюрный настрой, им те пчелы до улика. Людына в состоянии коллективного хаоса и псыхологичной нагрузки, це я тоби скажу, страшна сила.
Подошли бабы сзади до председателя, як рявкнуть "де, побэлка, коррупционер проклятый!" Председатель такого вражеского нападения в выходной день без объявления войны не ожидал и уронил рамку в улик. Пчелы, як сама незащищенна часть цього процессу, воспитанные председателем исключительно на класично-симфоничном репертуаре, от неожиданного рева побелковыбивателей вошли в стресс, и пошли в бой. Бабы в визг. Потоптали председателю город, перевернули бак з медом та накрытый стил. Потом вся ця коллективна армагедонщина, выскочив з саду председателя и пробежав з визгом по селу, добежала до колодца, шо биля вашего двору.
Все покусани, красни, взымылени, чешутся. Давай метаться в поисках, чем воды зачерпнуть и охладить места соприкосновения с любителями симфоний. А тут, бац, за колодцем стоить Маруськино ведро, шо вона забула. Маруська, руками взмахнула "наконец-то вспомнила, шо забула. Я ж, - каже, - за видром ходыла, чого я до председателя поперлась, у мене ж каша на печке стоить".
- От шо було, то було, - вытирает слезу Николай Петрович, - таке горе з тымы бабами. Пол села разгромылы.
- Яки мы делаем выводы? В результате псыхологичного воздействия на коллективне сознание в хаотичное передвижение по селу было вовлечено критичне количество особо опасной разрушающей силы, то есть баб. Село понесло серьезные потери. Председатель неделю был на больничном та залышився без городыны та баку меду. У Маруськи и Нинки сгорели каши свыням та кастрюли з борщем. У Валентины куры сожрали огурцы, бо бабы не закрыли калитку. Жорка напывся дома та перебыв посуду, пока Зинка бегала за побелкой. Почтальонки ключи от почты потеряли, а у Ирки томат сгорел разом з кастрюлей и попортил новый ремонт на кухне. А бордюр так и не побелили. Бо за цим армагедоном за нього вже нихто не вспомнил.
- Ага, не до побелки було. Колян, тьху на тебе, с твоей политикой, я так и не понял, то война зараз шо, опять через побелку чи через баб? В чем политика–то?
- Политика, Колян, у тому, - сказал Николай Иванович, многозначительно подняв указательный палец, - шо про Варьку из соседней деревни, которая сказала Маруське за кысле варення, так нихто и не вспомнил.
Якщо ви помітили помилку чи неточність, виділіть фрагмент тексту та натисніть Ctrl+Enter.